До Неё - Страница 3

К оглавлению

3

- Ну-ка, ну-ка, - молвит дядя Коля, примеряясь ложкой к точно рассчитанной 'температурной периферии' тарелки...

Ух, вкуснотища! Все вздыхают, переводят дух, дядя Боря в восторге качает кудрявой головой...

...Зелень молодых яблонь прикрывает дощатый стол, играют солнечные пятна южного полдня на пустеющих тарелках, стаканчиках с янтарным пивом, перьях лука и ином замечательном. Все лето впереди!

Проезжает по улочке велосипедист, что-то кричит через символические невысокие заборы. Папа идет к калитке...

А когда возвращается... Инна запомнит его лицо на всю жизнь.

- Война. Утром немцы напали...

Тихо за столом, только Лидася что-то шепчет зайцу, пихая в вышитый рот чайную ложечку.

Почему война?! Воскресенье же. И почему с немцами? С фашистами, наверное...


...Так оно и кончилось. То время - Время-До-Войны. Еще на рассвете рухнули на города бомбы и умирали люди, горели аэропланы на аэродромах, и билась Брестская крепость. В этот полдень еще огрызались горящие погранзаставы, шли в первые контратаки наши красноармейцы и БТ, а здесь сидел на коленях у девочки игрушечный заяц, да грелось в маленьких стаканах недопитое пиво. Большая страна, пока еще боль по ее телу дойдет...

Заяц и Лидася ничего не поняли. Не знали они такого слова 'война'. Да и кто знал что война - ТАКАЯ?

...Дядя Боря погиб в апреле 44-го. Танки батальона почти прорвались к Севастополю, но наша пехота залегла. М3л был подбит на выходе из Золотой балки. Дядя Боря, командир машины, отправил заряжающего к своим, а сам остался с машиной. За ночь они с мехводом натянули гусеницу. На рассвете легкий танк был расстрелян немецкими 'восемь-восемь'.

Тетя Женя и дядя Тёма остались в оккупированном городе. Что с ними стало, никто не знает. Может, увезли их на душегубке ко рву в Лесопарке, а может, умерли от голода. Не осталось от людей никакого следа.

Инка до августа сидела под ночными бомбежками и ловила с пацанами ракетчиков-диверсантов, хотя и не особо удачно. В августе загрузились и двинулись в эвакуацию, и довелось девочке пожить в Средней Азии, а конкретно в городе Ташкенте, где много арыков, узбеков, дорогого урюка и всякого прочего. А еще там случилась скарлатина, которую с трудом, но удалось превозмочь.

Папа оставался в городе в дивизии ополчения, но со снаряжением и вооружением у дивизии не сложилось, и ополченцев распустили, в последний момент. Благополучно выскочил папа из города, добрался с последним эшелоном до Ташкента, вновь преподавал, писал заявления, чтобы сняли 'бронь', но не сняли. Немало неприятностей принесло родство с немцами, но какая теща есть, такая есть. Обошлось, хотя с продвижением по службе, эх...

В августе 43-го город окончательно и бесповоротно освободили. Институт вернули из эвакуации, Инка ехала с восторгом - Ташкент город хороший, но все ж чужой. Вот только и от родного города мало что осталось. Остро помнилось, как уходили, как оставалась безупречно чистая квартира, как лежали стопкой учебники на столике с салфетками. Квартира была пуста, хоть шаром покати, замок выбит, обивка двери истерзана мелкими осколками, а на лестнице нужно было осторожно обходить дырищу, пробитую не разорвавшейся, к счастью, авиабомбой. Во дворе ядовито зеленели россыпи винтовочных гильз, под тополем оплывали непонятно чьи холмики-могилы. За аркой лежали улицы в грудах кирпичей...

Что ж, такая война, считай, повезло. Уцелела предусмотрительно закопанная семейная посуда, да в соседнем крыле дома чудом отыскалась ореховая тумбочка от спального гарнитура - привет из сказочной До-Войны. Повзрослевшая Инна ходила после школы с одноклассниками в госпиталь, помогали чем могли. В некоторые палаты не пускали, но и эту сторону войны довелось посмотреть вдоволь.

...Добили Гитлера, отстраивался разрушенный город. Бабушка, тяжко болевшая, совсем угасла в 46-м - догнала ее голодная эвакуация.

Инка, да и подросшая Лидася, свою линию борьбы знали четко: школу одолеть с отличием, впереди университет...

...Геологом стала Инка, носила шинель и тужурку с петлицами. Практика, потом работа. Путешествия переименовались, отменилось это смешное название. Экспедиции! Крым и Сахалин, Уссури и Донбасс. И все-таки море... Прорвалась Инна в морскую мечту - океанолог. Первый рейс, дальше, дальше... Гибралтар и Босфор, Панама и Антарктида, Балтика и Ангольская котловина... Не имеет земной шар углов, потому и бывали везде советские НИСы - научно-исследовательские суда. Ну и не совсем научные тоже... Два знака ВМФ 'За дальний поход'...

Дел было много, думалось больше о будущем. Но тот солнечный день, когда у калитки сказали 'Война!', помнился как вчера. И очень хотелось, чтобы такого никогда больше не сказали.

Работала Инка, переводили ее по отделениям и институтам, пока не пришлось якорь бросить на сугубо сухопутной московской Якиманке. Но нельзя сказать, что в оседлой береговой жизни дел поубавилась. Тот возрожденный город Инна регулярно навещала, пока живы были родители, да и позже... Хотя самостийно и грустно там стало.Давно все это было. Ушли люди, остались коробки с орденами и медалями. То июньское воскресенье стало легендой. Трагической, глобальной, стратегической. Вот только горечь вкуса размылась. А если глаза закрыть, на языке память покатать: солнце, вдруг замершее над головой, стаканчики ополовиненные, заяц удивленный. И люди уходят, уходят, уходят...

3